«Говорим по-украински». Волонтер из России помогает беженцам

Более трех миллионов человек за последние недели покинули Украину. У каждого из них своя живая, кричащая история. Война не дает человеку подготовиться, опомниться. Вещи в охапку, документы, деньги на первое время – и беги! Человек перед лицом беды. Что и кто помогает ему спасти себя и близких? Как удается добежать до островка, до укрытия, до мирной полосы? Об этом – в подкаст-сериале Радио Свобода «Гуманитарный коридор». Его авторы Иван Толстой и Игорь Померанцев считают это своим журналистским долгом – помочь горю обрести голос.

С нами в студии – волонтёр из Праги Евгения Шуйская.

Иван Толстой: Евгения, что значит быть волонтером, требуются ли какие-то особые навыки, обучение, или тут главные инструменты другие?

Евгения Шуйская: Мне, наверное, нужно объяснить, что я – самое низкое звено ангельского воинства. Я подносчик патронов. Есть люди, которые проводят там огромное количество времени, отдают этому огромное количество сил. Я заезжаю поволонтерить по вечерам, в выходные, когда у меня есть время и возможности. Я встречаю людей на Главном вокзале и помогаю им, когда они въезжают в страну.

Игорь Померанцев: Евгения, вы русская, родом из Санкт-Петербурга, в последние годы вы живете в Праге. Я вас представляю на железнодорожном вокзале в Праге, и из вагонов выходят украинские беженцы. У вас нормальные отношения? Никто не ставит под сомнение то, что русская помогает украинцам?

Евгения Шуйская: Была одна-единственная ситуация. Меня поймал юноша в кассах, где мы провожали очередную компанию беженцев, брали им бесплатные билеты, он был очень высокий, молодой, с очень светлыми глазами – я боюсь таких людей. Он нагнулся надо мной и по-украински стал говорить мне, что мы должны говорить с людьми по-украински, потому что ситуация такая, какая она есть. И я убежала. Зато я его увидела через пять минут с моим другом, который волонтерил там же. Друг его внимательно слушал, и я спросила потом, чем все кончилось. Он сказал: «Я предложил ему присоединиться к нам и учить нас украинскому, потому что у нас нет достаточного количества людей, которые владеют украинским, и либо мы помогаем, либо говорим по-украински». Это был единственный прецедент.

Игорь Померанцев: Раз в неделю вы встречаете сотни людей. Для вас это масса или вы все-таки видите отдельные лица? Беженцы разные или для вас это просто поток?

Евгения Шуйская: Конечно, разные. Даже не захочешь — видишь. Если идут плотные поезда, то у тебя может за двадцать минут приехать шестьсот человек.

Иван Толстой: Люди приехали, они высаживаются со своим скарбом. Они понимают, что вы — это вы?

Евгения Шуйская: На нас оранжевые жилеты и таблички с разными надписями.

Игорь Померанцев: Вы – профессиональный айтишник. Почему вы стали волонтером?

Евгения Шуйская: Потому что могу, потому-то это правильно. Это нужно делать и все.

Игорь Померанцев: Вы в этой работе открыли что-то для себя в других людях или что-то и в себе?

Евгения Шуйская: Насчет открытия в себе, я не знаю, а вот с людьми сталкиваешься совершенно потрясающими, чехи совершенно фантастические!

Иван Толстой: Главные проблемы? Что нужно решать? Что тонко, где рвется?

Евгения Шуйская: На самом деле, учитывая объем, который действительно приближается к катастрофе, есть проблемы с жильем, жилья не хватает, проблема в том, что людям не успевают толком объяснить, что происходит. Они попадают в конвейер. Разумеется, их нужно как можно скорее зарегистрировать, поместить куда-то, где они могут переночевать, обустроиться. Иногда бывает лучше, по массе параметров, чтобы человек здесь поспал несколько ночей, передохнул, но не регистрировался бы, а ехал дальше в Европу. И ситуация сейчас с визами такова, что если человек регистрируется в Чехии как беженец (вот недавно приняли изменения в законе, по которым он может перемещаться по ЕС), статус беженца в другой стране и помощь он уже получить не сможет. Он остается беженцем, привязанным к Чехии. Есть надежда на то, что ЕС разрегулирует эту ситуацию, но сейчас это то, что есть, и это очень сильно бьет по людям, которые нуждаются в социальной помощи.

Игорь Померанцев: Беженцы советуются с вами прямо там, на вокзале, остаться ли им или ехать дальше? И какие советы вы даете?

Евгения Шуйская: Мы не можем давать советы. Мы рассказываем, как обстоят дела, и люди принимают решение сами.

Игорь Померанцев: У каждого человека есть предел сил физических, эмоциональных, психологических. Насколько вас хватит?

Евгения Шуйская: Ровно потому, что я исключительно хожу по расписанию подавать патроны, я думаю, что меня хватит надолго. Я знаю об этой проблеме, я умею с ней худо-бедно обращаться, если мне станет совсем плохо, то я не пойду.

Игорь Померанцев: Вы продолжаете работать айтишником? Ваши коллеги знают, что вы волонтер?

Евгения Шуйская: Конечно. Кто же будет кормить меня? Я пошла на новую работу две недели назад, и там я упоминала. Но коллеги у меня по всему миру, я работаю удаленно.

Игорь Померанцев: Среди беженцев вам попадались люди, которые почему-то вам близки?

Евгения Шуйская: Попадаются иногда люди, которые цепляют очень сильно по каким-то причинам.

Игорь Померанцев: Конечно, близки нам те, которые на нас как-то похожи. Речь идет не просто о трагических или драматических историях, но вдруг ты видишь — вот это беженец, – и ты проецируешь себя на него.

Евгения Шуйская: Я тут случайно влипла в устраивание жизни четырех харьковских женщин в возрасте от 55 до 85 лет. И началась наша история с того, что в вокзальной суете на меня налетела женщина, которой, как выяснилось, 85 лет, а выглядела она лет на 70, и которая сказала мне буквально следующую фразу: «Вы знаете, с нами приключилась пренеприятнейшая история!». На этом месте питерский человек включается как лампочка, немедленно. Плюс детей у меня нет, зато у меня есть звери и родители, поэтому на меня очень действуют люди с животными и пожилыми родителями.

Игорь Померанцев: Как ведут себя дети-беженцы?

Евгения Шуйская: Я слушала ваш предыдущий подкаст девочек с Вацлавака, которые работают в центре раздачи вещей, они говорят, что дети кричат. Но на вокале этого практически нет. Дети очень тихие, если кто-то расплачется, то сразу умолкает. Я думаю, это связано с тем, что они еще в шоке. Когда они доходят до Вацлавака, до вещей, их уже немножко отпустило, расслабляется внутри что-то. А на вокзале неожиданно, с точки зрения детского плача, очень тихо.

Игорь Померанцев: В котором часу завершается ваш рабочий день волонтерский?

Евгения Шуйская: Волонтерские смены на Главном вокзале расписаны по три часа, сама бери какую хочешь и оставайся, сколько захочешь. Но просят не работать больше, чем две-три смены, потому что люди выгорают и падают с ног. Я обычно приезжаю на шестичасовую смену и остаюсь до полуночи, всегда исполненная намерений уйти раньше, но никуда не ухожу.

Иван Толстой: У вас есть какие-то человеческие советы, пожелания, мечты какие-то? Что нужно было бы устроить для беженцев и для стариков, для молодых, для работоспособных и для детей, может быть, какой-то досуг, какой-то технопарк, где каждый находил бы что-то для себя?

Евгения Шуйская: Суди, дружок, не выше сапога. Я – человек, стоящий в самом низу и, если я и могу давать какие-то советы небольшие, то только людям, которые непосредственно встречают беженцев: как себя вести, какие действия предпринимать. С точки зрения организации я настолько не обладаю ни информацией, ни способностями, и настолько благодарна за то, что делается… Я хочу, чтобы всего этого не было, я хочу, чтобы они все нормально жили дома, чтобы они ругались со мной в интернете и я имела полное право обложить кого-нибудь матом. Я хочу, чтобы кончился весь этот кошмар!

Игорь Померанцев: Вы устаете на этой работе и, если да, то какого рода эта усталость? Физическая, психологическая?

Евгения Шуйская: И физически, и психологически, конечно, устаешь. Но я работаю из дома, большую часть времени провожу на конюшне за городом. У меня свой конь, Каштан. Он очень симпатичный.

Иван Толстой: Вы с ним говорите на каком языке?

Евгения Шуйская: На смеси, он полиглот.

Иван Толстой: У Каштана не заметно беспокойство в эти дни? Он не чувствует, что с вами что-то происходит?

Евгения Шуйская: Нет, у него прекрасная жизнь, он живет на выбеге с тремя друзьями и у него все хорошо. И у меня, когда я с ним.

Игорь Померанцев: А как вы отдыхаете?

Евгения Шуйская: На конюшне, читаю, гуляю иногда. Но сейчас, в основном, на конюшне, потому что времени больше ни на что нет.

Иван Толстой: Каштан скаковой конь, беговой?

Евгения Шуйская: Нет, он молоденький, он только что был обседлан, и он предназначен для рекреационной езды. Для моего удовольствия. Главная его задача — радовать меня и быть моим другом. И он мне очень помогает сейчас, это большое вдохновение.

Игорь Померанцев: Есть много фильмов художественных о войне и о беженцах. Как правило, это очень драматичные сцены, это животные, убегающие от своих хозяев, это дети, потерявшие родителей. Вот эти ваши вечера, которые вы проводите на вокзале, это похоже на фильмы?

Евгения Шуйская: Да нет, не очень. Горе обыденно, к сожалению. Кино на то и кино, оно должно вас за короткое количество времени вовлечь в полномасштабное переживание. А обычная беда – обыденная. Убегающая собака — это очень красиво на киноэкране.

Игорь Померанцев: И лошади.

Евгения Шуйская: О лошадях мы просто не будем, потому что лошади гибнут на Украине, их невозможно вывезти, это не собака. Но вот когда ты видишь человека, у нее три авоськи с вещами и коробка с котом, или чихуахуа какой-нибудь маленький в пальто с капюшончиком… И когда ты этого чихуахуа хвалишь и говоришь, что ты знаешь, что они очень храбрые собаки (а это очень забавное существо, это птица, скорее, чем собака) и человек расцветает просто… И ты думаешь: как он три-четыре дня вез этого несчастного зверя с этими тремя авоськами, или кота большого, или кролика… Или то, как стариков ведут по сто метров, давая им присаживаться, ты понимаешь, что они вот так вот добираются из Харькова, например. Это не зрелищно совсем, камере там зацепиться не за что, а сердце тебе это расфигачивает прямо на раз. Где стоял, там и сел.

Иван Толстой: С нами волонтер из Праги Наталья Богачева

Игорь Померанцев: Наталья, в Чехии сейчас примерно уже 300 тысяч беженцев. Для небольшой страны это огромное число. Уже появились структуры, организации, которые помогают беженцам, которые заботятся о них, и вы – часть этой структуры. Как вы видите этот огромный мир помощи, которую оказывают беженцам?

Наталья Богачева: Во-первых, я хотела бы сказать, что Чехия справилась с этой задачей отлично, в Чехии все очень организованно, по сравнению с другими странами. Я сегодня разговаривала со своей подругой, которая волонтер в городе Констанца в Румынии, она занимается теми людьми, которые непосредственно пересекают границу. И в Румынии, по ее словам, все гораздо более хаотично. В Чехии же все структурировано, организовано. Чехия вместе с Польшей (может быть, ее не так активно называют в медийном пространстве) — это та страна, которая замечательно принимает беженцев и все происходит максимально организованно, насколько это может быть в данных условиях.

Игорь Померанцев: А что это за планета, что это за мир?

Наталья Богачева: Эти люди находятся четыре, пять, шесть дней в пути. Они находятся в ужасном состоянии, потому что они оказались в страшных жизненных обстоятельствах. Конечно, не все люди из горячих точек, но те люди, которые из них, им хуже всех. Когда они прибывают сюда, они попадают, так или иначе, в Конгрессовый центр. Там о них заботятся уже чехи. В этом едином центре им предоставляется все – регистрация, еда, вода, если у них нет жилья, они могут подать на жилье от правительства. На сегодняшний день это не будет жилье в Праге или в Среднечешском крае, это будет где-то в провинции. О них там позаботятся.

Знаете, что такое для меня беженцы? Я помогала одной женщине, я облегчила ее жизнь, может быть, на 000,1%. И она мне подарила пастилу. Это единственное, что есть у этой женщины. У нее есть пастила, двое детей и та одежда, что на них.

Иван Толстой: И благодарность.

Игорь Померанцев: Наташа, как вы стали волонтером?

Наталья Богачева: Это просто желание помогать. Человек просто хочет помочь и ищет способы для того, чтобы это сделать.

Официально в Чехии можно зарегистрироваться на специальном сайте, они предложат те смены, которые человеку удобны. Вы приходите в то место, куда вы регистрировались, там проведут тренинг для волонтеров, скажут, в чем состоит ваша задача и вы будете уже разбираться на местности.

Иван Толстой: А волонтеров проверяют на психологическую совместимость с бедой, с горем?

Наталья Богачева: Нас не проверяли, но они об этом говорят во время тренинга, чтобы люди максимально старались не вовлекаться, насколько это возможно, чтобы просто эмоционально не выгореть. Особенно те люди, которые приходят каждый день на смены. Но я хотела бы сказать, что есть очень много волонтеров, которые не являются официальными волонтерами, они просто очень много делают, чтобы помочь другим людям бескорыстно, и это тоже прекрасно.

Игорь Померанцев: Сколько часов или дней длится этот тренинг?

Наталья Богачева: Обычно около получаса перед каждой сменой.

Игорь Померанцев: Вы узнали для себя что-то новое на тренинге?

Наталья Богачева: Для меня это стало не то, чтобы новым, может быть, я сама по себе несколько наивный человек. Конечно, обязательно нужно говорить о том, что не все люди одинаково хороши, не все люди одинаково хотят помочь, есть те, которые, к сожалению, хотят воспользоваться данной ситуацией, поэтому на каждом тренинге нам проговаривали, чтобы мы были очень осторожны с людьми, которым априори нельзя доверять, скажем так. С непонятными водителями такси, с непонятными людьми, которые просто приехали и сказали, что мы кого-то подвезем, заберем, потому что нельзя забывать о том, что может быть торговля людьми. И на границах об этом очень много говорят, очень много было информации в Украине, в Румынии, в Молдове непосредственно на границе, потому что очень много девушек с детьми, они находятся в растерянности, какие-то люди сказали, что они волонтеры, они садятся в машину и куда-то их увозят. Чтобы такого не было, запустилась большая информационная кампания.

Игорь Померанцев: Но вы лично не знаете таких случаев? Я с вами поделюсь своим опытом. В 1999 году я был корреспондентом «Свободы» в Албании, бывал в лагерях беженцев, и там немедленно образовывалась своя структура, индустрия, вербовали девушек хорошеньких на работу заграницей, был большой спрос на детей без родителей, были свои спекулянты. Что-то подобное вы встречали или слышали в Чехии?

Наталья Богачева: Нет, кроме того, что об этом информировали и говорили, что это гипотетически может быть и мы должны быть острожными.

Игорь Померанцев: Вы из Одессы родом, вы двуязычны? Вы встречаете беженцев на русском или на украинском языке?

Наталья Богачева: Как правило, ко мне больше обращаются по-русски. Возможно, люди слышат, что я что-то говорю по-русски.

Игорь Померанцев: Ваш русский не вызывает каких-то негативных реакций?

Наталья Богачева: Мне кажется, сейчас русский у всех вызывает немного негативную реакцию.

Иван Толстой: Наташа, меня заинтересовала такая тревожная составляющая всей этой беженской проблемы, со всеми этими негодяями и темными силами, которые во все это вовлекаются. Это естественно, все взбаламучено и поднимаются со дна подонки общества. Государство заметно присутствует в решении этих беженских проблем? Ведь на неопытных волонтеров, которых за тридцать минут обучили этому ремеслу, как можно на их слабые неопытные плечи класть такую страшную ношу – следить, нет ли какого-то злодейства. Какие-то спецслужбы присутствуют или нет? Опытные психологи, социологи? Вы их видите?

Наталья Богачева: Да, безусловно. Мне кажется, на волонтеров-новичков не возлагают большой ноши, потому что всегда есть старший по смене, тот, к кому ты можешь всегда подойти и сказать, что существует такая-то проблема психологическая, медицинская более серьезная, чем ты можешь решить на своем уровне. Кроме того, есть полиция, медики. Все довольно-таки организованно.

Игорь Померанцев: Вы каждый день находитесь в зоне беды. Это большой эмоциональный стресс?

Наталья Богачева: Большой эмоциональный стресс у людей, которые бегут из Чернигова под бомбежками. А в случае с волонтерами это, безусловно, большое напряжение, потому что это труд эмоционально не очень легкий, но по сравнению с тем, что переживают эти люди, мне кажется, это ничего страшного.

Иван Толстой: Как вам кажется, какого будущего ждут беженцы, в основном, или, может быть, какую-то градацию вы бы провели? Оставаться в Европе, оставлять здесь своих детей учиться, искать какие-то возможности здесь пристроиться, или все-таки как можно скорее возвращаться к привычной, пусть и поломанной, жизни домой?

Наталья Богачева: Я считаю, многие люди хотят вернуться домой, по крайней мере, на данном этапе. Очень многие люди именно по этой причине находятся сейчас в Румынии и Молдове, потому что они ждут возможности вернуться. Но, безусловно, есть и те, которые решили начать для себя новую жизнь в Европе. Мне кажется, это нормально.

Игорь Померанцев: Наталья, как вы отдыхаете?

Наталья Богачева: Стараюсь уснуть. Мне кажется, месяц уже никто не отдыхает.

Игорь Померанцев: Насколько я знаю, ваш муж, одесский литератор Евгений Деменок, тоже волонтер. Когда вы встречаетесь дома, вы обмениваетесь впечатлениями?

Наталья Богачева: Да. Может быть, какие-то бывают интересные случаи, особенно с точки зрения документации, но я не могу сказать, что мы сильно друг с другом делимся. Мы приходим домой, хотим побыть в тишине, но мы рассказываем друг другу, когда одесситов встречаем. На вокзале были две девушки студентки, которые в Дрезден ехали, я была просто счастлива, что они одесситки, они тоже были очень рады, прислали мне сегодня фотографию в инстаграмме.

Игорь Померанцев: Так у одесситов есть блат на вокзале в Праге!

Наталья Богачева: У всех, кому нужна помощь.

Игорь Померанцев: Я прочел в вашем блоге, что бывают светлые вахты, а бывают мрачные.

Наталья Богачева: Мне кажется, что это не то, чтобы светлые люди, а, может быть, им больше повезло и они попали в более щадящие обстоятельства. Вот у меня на вокзале недавняя смена такая была, я ее называла светлой. Там все были очень благодарны, действительно, были светлыми, полными надежд или на победу Украины, или на окончание войны, или на новую жизнь в Европе – кто на что надеялся. А бывает смена, когда много сложных случаев, или случаи не такие однозначные, не такие простые ситуации, в которых нужно так или иначе быть замешанным, например, когда ты переводишь.

Игорь Померанцев: Как ведут себя дети и домашние животные?

Наталья Богачева: Я считаю, что для всех это огромный стресс, но для детей в особенности, и они его показывают по-другому, чем взрослые. И это родители наблюдают в течение нескольких недель после того как они переезжают в более спокойное место. С домашними животными я не сталкивалась.

Иван Толстой: Вы сказали, что вас учат такому элементу профессионализма, как не слишком эмоционально вовлекаться в чужое горе, это понятно, потому что нужно сохранять трезвую голову, как врачу, который занимается спасением и облегчением страданий. Тем не менее, вы ведь остаетесь человеком. Наверняка кто-то вам особо запомнился и, может быть, у вас есть какое-то скрытое до поры желание проследить дальнейшую судьбу этого человека, узнать, что с ним сталось, все ли у него благополучно?

Наталья Богачева: Были несколько человек, которые просто попросили мой номер телефона или какие-то контакты на соцсети с тем, чтобы написать мне, что они добрались, скажем, в Дрезден, устроились. Мы договорились, что, возможно, когда я туда поеду, мы встретимся и я смогу что-то еще подсказать, просто пообщаемся. Есть люди, на которых я вышла случайно и продолжаю с ними находиться в контакте и, если им что-то понадобится, я обязательно это сделаю. Потому что помощь беженцам нужна не только в первый, второй день, эта помощь будет им необходима длительное время.

Иван Толстой: На какой срок заведен ваш внутренний психологический механизм помощи? Когда на платформу пражского вокзала ступит последняя нога человека в беде?

Наталья Богачева: Последняя нога вступит через пять дней после того как закончится война. Человек приедет сюда и поедет обратно.

Игорь Померанцев: Вы уже несколько лет живете в Праге, вы разговариваете с детьми об этой проблеме? Рассказываете, что вы волонтер, что каждый день вы вынуждены встречать соотечественников в беде, приехавших из Украины?

Наталья Богачева: Я рассказываю нашей дочери о том, что в Одессе идет война, она не совсем еще может понять, что это такое в пять лет, она знает, что я хожу куда-то помогать людям. Она знает то, что может ребенок в пять лет осознать.

Игорь Померанцев: Когда вы видите детей, похожих на вашу дочь, вы испытываете какие-то особые эмоции?

Наталья Богачева: Да, безусловно, я считаю, что каждая мать, когда она видит детей, которые находятся в беде, будет испытывать нечто большее, чем профессионализм или желание помочь. Хочется, чтобы все были накормлены, чтобы у всех было хорошее ровное настроение, чтобы у всех было место, где они могут спать. Детям необходима привычная атмосфера, а они ее лишены.

Игорь Померанцев: Вы находите слова для этих детей беженцев, и какие слова? Можно ли найти такие слова?

Наталья Богачева: Я стараюсь обязательно поздороваться с ребенком, это важно, отметить его присутствие, что я его тоже вижу. Я говорю что-то дежурное, чтобы не вводить ребенка в ступор, обычно просто здороваюсь и спрашиваю: куда направляетесь, какие нужны билеты? Дети не всегда даже могут ответить, потому что они очень устали.

Иван Толстой: Я слушаю вас и мне кажется, что все люди, с которыми вы имеете дело на вокзале и, вообще, шире, все люди, с которыми вы встречаетесь на жизненном пути, они расстаются с вами довольными — от вас исходит спокойствие, уверенность и профессионализм. Мне кажется, что волонтерское движение здесь обрело в вашем лице надежного человека. Спасибо вам большое и удачи!

Слушайте и подписывайтесь на нас в Apple Podcasts, Google Podcasts, Spotify, Яндекс.Музыка, YouTube и в других подкаст-приложениях. Оставляйте комментарии и делитесь с друзьями. «Гуманитарный коридор» — моментальные истории жизни.