Первый в жизни любого человека врач, с которым он сталкивается — это акушер. Именно этот специалист помогает появиться на свет ребенку. Сегодня, 5 мая, — Международный день акушерки. Считается, что акушерка — это первый в истории человечества врач. О том, что это за профессия, как она развивалась исторически, и как она развита сегодня в Иркутске, а также о помощи акушерам на Донбассе рассказала корр. ИА IrkutskMedia руководитель Иркутского городского перинатального центра Ирина Ежова.
— Ирина Всеволодовна, как вы пришли к тому, чтобы связать жизнь с акушерством? Сколько лет вы в этой профессии?
— Я потомственный врач в четвертом поколении. Медицина — наша семейная традиция: в каждом поколении обязательно кто-то работал врачом. Мой прадед был еще учеником знаменитого в Российской Империи хирурга и ученого-анатома Николая Ивановича Пирогова. Дед был участником советско-финской войны и дошел до Праги. Он был начальником военного госпиталя, хирургом, работал с тяжелоранеными.
Мой отец — профессор, хирург Астафьев Всеволод Иванович. Он основатель кардиохирургии и фактически как таковой инновационной медицины на территории Иркутской области. Отец долгие годы работал в нашем регионе.
А я, как только закончила нашу школу №11, на следующий же день после получения аттестата подала документы в Иркутский государственный медицинский институт. Я поступила на лечебный факультет и уже начиная с третьего курса точно знала, что буду акушером-гинекологом. Такое решение я приняла после первой учебной практики по терапии, хирургии и акушерству, которая проходила в медсанчасти авиазавода. Акушерство мне понравилось сразу.
Это такая профессиональная влюбленность, потому что это и рождение ребенка, и общение с беременной женщиной, а позже с молодой мамой. Мне показалось, что это очень благородная и красивая профессия. Она экстремальная и иногда требует принятия решений в течение 5 минут в сложных ситуациях, но тем не менее, я ни разу не пожалела, что стала акушером.
Сначала я работала акушеркой здесь, в родильном доме на Бограда, тогда он назывался Роддом №1 и выполнял функцию областного родильного дома. Закончив институт, прошла интернатуру и была оставлена на работе в центральном родильном доме. В трудовой книжке написано, что сначала я была акушеркой, затем врачом, а сейчас я назначена руководителем учреждения. Этой профессии я посвятила всю жизнь. Если считать с института, то это больше 40 лет.
— Как за все время, пока вы работаете, изменилась медицина в этой сфере?
— Акушерство — это одна из самых первых профессий. Родовспоможение, помощь женщине в родах стояло у истоков медицины и, конечно же, история развития акушерства очень интересная и сопровождает историю развития человечества. Кесарево сечение — это одна из самых первых операций, которая вообще выполнена человеком.
Поэтому, учитывая серьезные акушерские ситуации, с которыми сталкивались люди, это стимулировало развитие помощи при акушерских кровотечениях, при акушерских инфекционных осложнениях, при способах появления ребятишек на свет, и поэтому несмотря на достойный возраст акушерства — это все-таки одна из интенсивно развивающихся профессией до сих пор. Все самое новое и самое лучшее люди стараются внедрить именно в практику акушера, а теперь уже и неонатолога. Потому что от этого зависит продление человеческого рода.
За те 40 лет, пока я нахожусь в этой профессии, важное изменение — это неонатология. Эта новая уникальная специальность, которая изучает особенности развития новорожденного ребенка в первые недели жизни. Также появилась возможность выхаживания ребятишек с экстремально низкой массой тела от 500 грамм, и мы в нашем перинатальном центре видим успехи развития именно этой науки.
Кроме того, появилась перинатология — изучение внутриутробного состояния ребенка. Специалисты с помощью ультразвукового исследования видят малейшие отклонения и стараются своевременно помочь ребенку. Также сегодня активно развивается фетальная терапия, которая позволяет нам влиять на внутриутробное состояние ребенка медикаментозно или хирургически. То есть, когда определенные пороки выявлены своевременно, мы можем их внутриутробно откорректировать и ребеночек появится на свет с уже оказанной ему помощью.
А ведь раньше в истории акушерства существовали так называемые первые «пробные роды». Жизнь матери была превыше всего, а ребенок рассматривался как плод, и в сложных случаях речь о сохранении его жизни не шла. Однако сегодня классическое акушерство перейдя в современное сделало колоссальный прорыв, и ребенка мы сейчас рассматриваем как второго пациента, за которого мы несем абсолютно равноценную ответственность, как и за маму.
И поэтому именно вот этот коренной перелом от классического акушерства к современному, когда плод рассматривается не как объект родов, а как полноправный пациент для акушера-гинеколога, перинатолога — это явилось самым главным методологическим переворотом в жизни родовспомогательных учреждений, что и дало потом толчок к трехуровневому оказанию медпомощи.
И это, на мой взгляд, ключевое, что произошло в акушерстве за последние годы — трехуровневая помощь, которая была организована на государственном уровне. Благодаря этому ИГПЦ, являясь перинатальным центром третьей группы, развивается именно с точки зрения перинатальной и фетальной медицины, терапии, хирургии.
Ведь перинатальный центр не должен охватывать какую-то одну огромную территорию, но должен брать на себя пациента как раз независимо от проживания. Удел перинатальных центров — это принятие пациента наиболее сложной категории, прежде всего это преждевременные и ранние роды, которые возникают или спонтанно, или требуют незамедлительного преждевременного родоразрешения. И вот тут уже необходимо наличие детских реанимаций — вторых этапов выхаживания.
Поэтому и мощь перинатального центра зависит не от количества родов, которые проходят на территории, а от количества тех детей, которые появились преждевременно и им была полностью оказана соответствующая поддержка в первые дни, недели и даже иногда первые месяцы жизни на территории перинатального центра, благодаря слаженной работе акушеров и неонатологов. Поэтому мы, перешагнув порог пробных родов и сократив детскую смертность до минимума, взяли на себя обязательства дать каждой семье полноценное потомство.
— Ирина Всеволодовна, расскажите о современном оборудовании, которое необходимо для диагностики, а также лечении и выхаживании «сложных» детей. Есть ли такое оборудование в ИГПЦ?
— Здание, в котором мы сейчас находимся, на мой взгляд, — это очень большое достижение для Иркутска и Иркутской области. 15 мая 2010 года здесь залили фундамент этого учреждения. Интенсивность стройки и ответственность исполнителя заказа «Сибинвестстроя» позволило за 3 года выстроить высокотехнологичное здание, полностью его оснастить уже современным высокотехнологичным оборудованием. 20 декабря 2013 года это здание было открыто и в первый же час его существования тут родилось сразу две девочки. Собственно говоря, с этого момента учреждение ни на один день не прекращало работу.
ИГПЦ был качественно выстроен и обеспечен высококлассным оборудованием. К слову, это оборудование работает до сих пор. Поэтому уровень оснащенности нашего перинатального центра достаточно высокий. У нас есть уникальный дыхательный аппарат в детской реанимации, который помогает дышать новорожденным деткам от 500 грамм. Но и люди, которые здесь работают не менее уникальны. Не устаю их благодарить, ведь это круглосуточная, сложная, очень ответственная работа. Поэтому люди, которые остаются в таких учреждениях на долгие годы — это прежде всего настоящие патриоты своей профессии.
Сегодня мы мечтаем при помощи наших специалистов и на своей базе начать развитие фетальной хирургии. Сейчас мы на стадии подготовки. У нас уже есть врач ультразвуковой диагностики, который будет изучать ультразвуковую поддержку при проведении этих операций.
К слову, фетальную терапию мы уже осваиваем и достаточно удачно. У нас в 2021 году было несколько таких случаев, когда сложное, тяжелое состояние плодов нам удалось корректировать при помощи национального медицинского исследовательского центра акушерства, гинекологии и перинатологии им. академика В.И. Кулакова Министерства здравоохранения России. Так, мы осуществили телемедицинские консультации с Москвой, с нашим городским институтом: нам помогали корригировать внутриутробную сердечную аритмию плодов медикаментозно через маму.
— Как часто в вашей практике в ИГПЦ рождались двойни, тройни?
— Многоплодность встречается чаще ста случаев в год. Из года в год количество двойняшек у нас возрастает, да и тройняшек у нас не так и мало. Одна-две тройни у нас ежегодно появляются на свет.
— Были ли в истории вашей практики рождения детей с различными мутациями, например сиамские близнецы?
— Сегодня при достижениях успехов в ультразвуковой диагностике, там, где имеются пороки, совершенно несовместимые с жизнью, беременность прерывается на ранних сроках и до наших учреждений такие дети не доходят. Все-таки у нас работают кабинеты антонатальной охраны плода и эксперты ультразвуковой диагностики. Ведь деторождение — это процесс естественный, он также подвержен естественному отбору, как и все живое на земле.
Однако в то же время есть очень много пороков, которые мы выявляем на дородовом уровне внутриутробно — пороки сердца, сосудистые мальформации. Сейчас мы имеем возможность помогать этим женщинам не через прерывание беременности, а поддерживаем женщину, оказываем ей социально-психологическую поддержку и направляем в федеральные центры, где наших пациенток оперируют по факту рождения. Так мы взаимодействуем и с Новосибирском, и с центром им. академика В.И. Кулакова по этим направлениям. Там детям оказывается хирургическая поддержка, и детки потом живы.
Не могу не отметить, что много наших пациентов прошло через уникальные руки Юрия Андреевича Козлова и Владимира Александровича Новожилова. Это корифеи детской хирургии, которые конечно же нас хирургически поддерживают. Часть операций выполняется непосредственно здесь на территории лечебного учреждения. К слову, к нам в детскую хирургию уже по факту рождения ребятишек направляют коллеги из Читы, Улан-Удэ, Якутии и всего Дальнего Востока. Оттуда же к нам приезжают пациентки, мы их родоразрешаем, а потом или на нашей территории, или на территории Ивано-Матренинской больницы идут корригирующие операции. Так что все не так печально.
— Как часто в роддом поступают несовершеннолетние? Есть ли у врачей какой-то сценарий действий в таких случаях? Сколько лет было самой молодой роженице?
— Такое случается крайне редко. Но если такое происходит, то у нас на этот счет есть четкие рекомендации и алгоритм действий от Минздрава Иркутской области. К слову, у нас достаточно развита подростковая гинекология и помощь несовершеннолетним девочкам. Стоит отметить, что и воспитание, и информационное поле достаточно позитивно влияет на предупреждение подростковых беременностей. Поэтому “похвастаться” этой историей мы не можем, это единичные случаи каждый год. Самой молодой роженице на моей практике было где-то 13-14 лет. Но этот случай произошел еще до 2000 года, сейчас все-таки информационное поле позволяет профилактировать подростковые роды и беременность.
— А сколько лет было самой возрастной роженице?
— Предельный репродуктивный возраст в нашей стране и Всемирной организации здравоохранения определен в 49 лет. Но примерно 4 года тому назад, правда при помощи ЭКО, у нас рожала женщина, которой было 52 года. Но физиологическим считается репродуктивный период до 49 лет. Поэтому роды и в 47 лет, и в 48, и в 49 лет — это не такая уж и редкость. Но надо сказать, что в основном это повторнородящие женщины, не можем похвастаться, что в этом возрасте мы встречаемся с первородящими женщинами.
— В каком возрасте женщине лучше всего задуматься о беременности и родах?
— Мы считаем, что наиболее благоприятный возраст для создания семьи и деторождения начинается с 22 лет и выше. Считается, что к этому возрасту девушка, как правило, психологически готова не только к вынашиванию и рождению, но и к воспитанию ребенка. Ведь деторождение не останавливается на факте родов.
— У вас в роддоме распространена мода на партнерские роды? Ведь встречается такое мнение, что мужчинам там нечего делать, и если он увидит весь этот процесс, то у него будет психологическая травма.
— Да, партнерские роды у нас проходят достаточно часто. Первые разы это были такие робкие попытки и отцовское участие в родах наблюдалось крайне редко. Сейчас же благодаря информационному полю семье разъяснены цели и задачи партнерских родов и такое направление набирает все большую популярность.
Мы считаем, что партнерские роды способны выработать у отца доброжелательное отношение к малышу. Потому что ребенка вынашивает и рожает женщина, но все-таки не стоит забывать, что это семейная история и отцы имеют равные права в появлении ребенка на свет. Поэтому многие будущие папы готовятся психологически, посещают соответствующие курсы и участвуют непосредственно в рождении, в появлении ребенка на свет.
Мы уверены, что партнерские роды очень важны не только для семьи, но и для ребенка. Потому что если новорожденный еще ничего не говорит, потому что не умеет, то это не значит, что он ничего не чувствует. Поэтому важно, чтобы ребенок с первых минут жизни ощутил присутствие и мамы и папы.
Однако деторождение в информационной среде окутано и множеством слухов и фантазий. Но я, как стопроцентный практик, проводящий каждый день в родзале или операционной считаю, что нет ничего более естественного, чем появление ребенка на свет. И знаете, за длительный период моей практики я не видела ни одного валяющегося в родзале папу, который упал в обморок. Честно. А ходят слухи, что они теряют сознание, падают или вовсе после родов разводятся. Я не сталкивалась с такой семейной драмой.
А вот плачущих от счастья и радости мужиков я часто вижу. Ведь большего таинства и волшебства, чем появление ребенка на свет — нет. Вот его еще нет, а вот раз и родился. Или мальчик, или девочка. Или один, или двое. Особо любопытствующим мы хотим сказать, что папы не оказывают родовспомогательную помощь, они присутствуют при рождении ребенка и поддерживают маму в этом плане. Их совершенно никто не просит стоять между ног и принимать роды. Это у нас, слава богу, есть кому делать.
— Как часто сейчас женщины идут на аборты не по медицинским показаниям?
— Количество абортов год от года снижиется. Потому что аборты — это нецивилизованный путь решения планирования беременности. Сейчас существует множество вполне доступных контрацептивов и люди информированы об этом, поэтому мы относимся к аборту как пережитку какого-то прошлого. Я не знаю, что должно произойти, чтобы женщина не предохранялась соответствующим образом, а так вот расправилась со своей беременностью, принимая решение о прерывании. Это сейчас достаточно редкое явление. Чаще всего аборты делали до 2000-х. В те годы были сложные периоды не только в жизни людей, но и в жизни страны. Многие таким способом сдерживали свою репродуктивную функцию, поскольку не были уверены в своем экономическом благополучии.
— Как часто сложные роды заканчиваются смертью либо матери, либо ребенка?
— В прошлом году, к сожалению, материнская смертность скаканула из-за ковида, но это произошло по всей стране. С гибелью роженицы от акушерских действий на нашей территории мы столкнулись лет 7 или 8 назад. У нас был случай, когда к нам привезли женщину, практически уже умершую в скорой помощи и мы не смогли ей помочь. Там уже было массивное кровотечение, с очень серьезными осложнениями. Мы старались, мы пытались осуществлять реанимацию, но она, к сожалению, в таком состоянии к нам уже попала. Эта женщина была не из области, она приехала в гости, и там у нее случилось маточное кровотечение.
Кроме того, наше учреждение третьей группы сталкивается с ранними родами и несмотря на это у нас крайне низкий показатель младенческой смертности — ниже общероссийского. Потому что оборудование и коллектив позволяют справляться с очень многими сложными вещами. Наверное это и справедливо, потому что сюда вложены достаточно серьезные средства и наша задача, чтобы максимальное количество сложных преждевременных родов происходило все-таки на территории учреждений третьей группы, а не оставались на первом и втором уровнях. Самый маленький ребеночек родился у нас в прошлом году. Вес 410 грамм — это 22 недели!
Свободное кресло министра здравоохранения. Фото: https://pixabay.com
— Ирина Всеволодовна, как вы считаете, почему в Иркутской области все никак не назначат главу Минздрава?
— Потому что это очень сложная и очень ответственная работа. Поэтому сложно найти человека, который закрепил бы на себе и юридическую, и административную, и организационную ответственность. Может быть лет 10 тому назад, все было проще. Однако сейчас мера ответственности — колоссальный бюджет здравоохранения, который должен быть использован максимально эффективно, а также огромная ответственность за жизни людей, которую несет на себе именно организация медицинской помощи. А она меняется, меняются порядки, меняется нормативно-правовые глобальные акты по здравоохранению. Я думаю, что это и останавливает людей.
— Что вы можете рассказать о ваших взаимоотношениях с Минздравом?
— В части работы городского перинатального центра у нас взаимодействия с министерством здравоохранения Иркутской области вполне адекватные, потому что перинатальный центр работает по порядку, который был недавно обновлен. Мы выполняем клинические рекомендации, которые нам дают федеральные центры, финансово нас обеспечивает ФОМС, ну и надо сказать, что это еще и новое здание, которое на сегодня не требует дополнительно каких-то бюджетных капитальных вложений в развитие. Взаимоотношения деловые, партнерские, стараемся качественно выполнять все поручения учредителя.
— Ходят слухи, что вы собираетесь в Заксобрание Иркутской области в следующем году. Это правда?
— Нет. Это мое счастливое прошлое. Я считаю, что мне, конечно, очень повезло, и то что я 15 лет работала в Думе Иркутска, была депутатом, потом я стала заместителем председателя Думы, потом три года мне удалось поработать председателем. Это был очень интересный опыт и я считаю, что это было везение вести такую параллельную работу. Но для себя я окончательно сделала вывод, что это был определенный жизненный период и он уже пройден. Сегодня я точно не собираюсь в Заксобрание Приангарья и даже не думаю об этом.
— Поменялась ли специфика вышей работы в связи со спецоперацией, которая проводится на Украине? Конечно понятно, что где Иркутск и где Донбасс, но все равно эта сложная геополитическая ситуация затронула все сферы жизни.
— Наверное вас интересует, не пострадали ли мы в плане обеспечения и как на нас влияют колебания курсов, стоимость лекарств, препаратов. Это все бесусловно повлияло. Мы стали более интенсивно, буквально 24/7 работать. У нас в разы увеличилась работа по заключению контрактов, по поиску партнеров, которые адекватно относятся к сегодняшней ситуации и не играют неправильно на поле государственных закупок. Это требует практически круглосуточной работы.
Если какие-то поставки у нас под вопросом, то обязательно дублируемся, договариваемся, общаемся с поставщиками. И пока на сегодня финансирование учреждения стабильно, мы не уходим ни в какие просроченные долги, все нам удается.
А если говорить о политическом плане, то я приоткрою завесу. Мы понимаем, что нашим коллегам из Донецка и Луганска было сложно все эти 8 лет, но особенно сложно сейчас. Мы в коллективе обсудили сложившуюся ситуацию и обратились в исполком «Единой России». Мне дали контакт Донецкого Минздрава с родовспомогательным учреждением, с которым мы хотим взаимодействовать.
Мы окажем им методическую помощь, поддержку и возможно даже, когда все успокоится, у нас есть люди, которые готовы поехать в командировку и помочь нашим коллегам из Донецка освоить современные виды и клинические протоколы, которыми мы успешно пользуемся. Возможно и сюда кого-то пригласим на рабочее место.
https://irkutskmedia.ru/news/1281233/